Академия темных властелинов - Страница 54


К оглавлению

54

Я на это заявление лишь изогнула бровь, дескать, продолжай, господин хороший, я тебя внимательно слушаю. Дэниэль не разочаровал:

— Например, в мою студенческую бытность эта татуировка защищала от злого умысла. То есть вред жизни не мог нанести тот, кто осознавал, что делает. От камня, случайно свалившегося на голову, метка академии не спасала. А один ушлый адепт умудрился-таки использовать этот принцип, чтобы устранить своего соперника. Поднял умертвие, вложив в него заклинание с алгоритмом уничтожения лишь магов определенной внешности. Причем параметры жертвы были вложены в плетение столь подробные, что под них попадала лишь пара адептов магистерии.

— И ты оказался в их числе? — Мне стало вдвойне интересно, слишком уж подробно описывал ситуацию Вердэн, словно был ее участником.

Со слов Альта, старший братец закончил факультет боевиков, следовательно, некромантом, поднявшим зомби, он навряд ли был, значит, находился по другую сторону, и самое вероятное — стал жертвой.

— Нет. Случилось так, что я, будучи первокурсником, оказался рядом с тем, кого решил упокоить мертвый тролль. Причем не просто тролль, а каменный. Этот еще не разложившийся здоровяк в плетении магической брони притопал с кладбища, что находилось за городской околицей. Его не брали ни пульсары, ни заклятия. А нас, первогодков, в парке поздним вечером было всего двое. Признаться, мне тогда показалось, что мы с Маром — приятелем и одногруппником, сбежавшим поступать в магистерию аж с Северного кряжа, так и останемся лежать на траве, осененные дубиной этого умертвия. Вот тогда-то в полной мере и проснулась во мне кровь феникса: до этого огонь загорался лишь на ладонях.

Он говорил буднично, ровным голосом, словно это был пересказ. Сдобренный самоиронией, но все же какой-то… протокольный, что ли. Хотя, скорее всего, после случившегося Вердэну не раз приходилось вспоминать произошедшее в деталях. Сначала для преподавателей, потом — для дознавателей.

— И как же оно пробудилось, это твое наследие? — Мне очень хотелось выяснить, что же это за дар такой достался моему родственничку от отца.

— Я превратился в огненный факел. Весь. И просто сжег умертвие. Правда, и Мару тогда здорово досталось. Впрочем, он хоть и вышел подкопченный, местами обгорелый, но живой. Зато после этого случая протекторат магистерии усовершенствовали, — подвел он итог и присовокупил: — Но кто мешает найти в защите новую лазейку?

Ответ был очевиден. Как говорил один мой знакомый программист с большой дороги, или попросту хакер Жека: «Нет ничего совершенного, и чем больше программа — тем больше бывают ее глюки и легче найти в ней дыру».

Но поиск способа убийства — это задача шпиона. Меня же больше беспокоил вопрос прямо-таки из экзаменационного билета аграрного института: «Какого хрена?» В смысле зачем вообще нужны эти убийства?

Видимо, задала я его вслух, потому как Вердэн, усмехнувшись, ответил:

— Видишь ли, страх — мощнейший из рычагов давления. Показательные смерти наследников великих династий могут заставить переменить свое мнение многих советников императора. А гибель, например, Уилла — выбить из колеи его отца. Или смерть Альта… Он брат того, кто отвечает за внешнюю разведку. Если я не в состоянии защитить его, то что говорить о сохранности жизни остальных верноподданных императора, да и о безопасности державы в целом?

За этим его объяснением мы незаметно подошли к доходному дому, на чердаке которого я изволила квартировать. Время близилось к полуночи. Пустая улица и наглухо закрытая дверь, перед которой мы остановились, — вот и все свидетели.

— Знаешь, я даже рад, что мы оказались на одном дирижабле, — усмехнулся Вердэн. — Нет, сначала я предположил, что ты и есть та самая шпионка. Да еще и стремительное сближение с одной из жертв… К тому же потрясающая разница между твоей характеристикой и тем, что я увидел… Но потом сопоставил время твоего появления в столице с теми данными, что имелись, и понял, что истинный убийца уже был в городе, в то время как мы — еще на борту дирижабля.

У меня отлегло от сердца. Признаться, слушая рассказ Вердэна об этих закулисных играх, я невольно задавалась вопросом: отчего он решил посвятить меня в эту тайну? Вот только последующие слова Дэна напрочь убили во мне надежду:

— К тому же ни одна шпионка добровольно не стала бы сжимать карающую капсулу и клясться жизнью своему врагу. Та милая горошина, что сейчас внутри тебя, вскроется и убьет своего носителя ядом, как только я того пожелаю.

У меня не осталось цензурных слов. Нецензурных, впрочем, тоже. Даже междометия и запятые были сейчас исключительно матерные.

— Но ты ведь не шпионка? — хитро вопросил родственничек.

Пришлось заверить, что таки нет, не подосланная убийца, но мнение по поводу методов «проверки» вражественных резидентов я со своего лица так и не убрала.

Колокольчик, что висел у двери, оказался на беззвучном режиме: у него просто был выдран язык, который должен лупить о стенки, оповещая о том, что кто-то мнется на пороге.

Вердэн, не раздумывая, пару раз ударил кулаком. Не сразу, но в глубине помещения послышались шаркающие шаги. Когда же дверь открылась, я узрела перед собой ожившую американскую статую Свободы в миниатюре. В проеме самолично стояла хозяйка доходного дома. Причем она была облачена в хитонистого вида ночную сорочку, на голове красовались бигуди, а обе руки были заняты: одна держала примус, а вторая — свиток с уставом проживания в ее вотчине.

Его-то она и подсунула мне под нос первым делом, как Линкольн — прокламацию об освобождении рабов проигравшим южанам.

54