Когда я уже разместилась, рядом со мной попросила разрешения присесть еще одна курсистка. Рыженькая, с россыпью конопушек на лице. Девушка-осень, хитрая лисица, поющая медь. И голос ее был под стать: звонкий, переливчатый.
— Меня зовут Марьяника, — представилась она.
— Рей.
Она присела на скамью и начала доставать из сумки пергамент, писчее перо и бутылек чернил, который от неловкого движения рыженькой покачнулся. Неплотно притертая пробка отлетела, когда веснушка в последний момент успела поймать заваливающийся набок бутылек.
Пара капель чернил все же попала на запястье Марьяники, к ее досаде. Она недовольно закусила губу и полезла в недра сумки за платком.
— Ну вот, всегда так! И муж говаривал, что у меня не руки, а лопасти мельницы, — в сердцах бросила Марьяника, старательно оттирая пятна платком.
Получалось у нее плохо: чернила были на диво качественные. Я мельком глянула на точеное запястье, которое обвивал жгут родового узора. Руны мелкие, льнули одна к другой, прямо как чешуйки, и прятались за брачным браслетом. Последний Марьяника, поморщившись, сдвинула ниже, закрывая вязь татуировки.
Ее коротко оброненное «говаривал» меня насторожило.
— А что у тебя с мужем, что ты о нем упоминаешь в прошедшем времени? — аккуратно поинтересовалась я: вопрос все же был достаточно личный.
— А-а-а. — Она махнула рукой с платком, чуть повторно не расплескав чернила. — Уехал еще полгода назад. Записался на корабль и отчалил. Уверял, что вернется через месяц-другой с деньгами. Но прошло уже три срока от обещанного, а его корабля все нет и нет. Я уже и к чернокнижникам ходила, последние деньги отдала, чтобы узнать: жив ли? Как оказалось, и жив, и здравствует. Только неизвестно где. А жить на что-то надо. Вот на курсы и пошла. А ты как тут оказалась?
Я уже было хотела обтекаемо ответить на вопрос веснушки, но хлопнула дверь и в класс вошла наша куратор. Первая лекция по няньковедению была посвящена основам безопасности. Как ни странно, не безопасности дитячьей, а нашей, то бишь будущих нянь. Нам прочитали ликбез о щитах и их применении. Особенно упирала преподаватель на необходимость защитных заслонов при работе с отпрысками драконьих родов. Те, с ее слов, до трех лет могли, не меняя формы, в людском обличье плеваться огнем.
Я представила себе кроху, что пускает не обычные, а огненные слюни… Брр.
После того как мы записали теорию, пришло время практики. Нам предложили обратиться к собственному дару, почувствовать его и создать простейший щит. Надо ли говорить, что у меня ровным счетом ничего не получилось? В то время как моя соседка вполне сносно плела заклинания, мне приходилось лишь вхолостую щелкать пальцами. Наконец я разозлилась. В первую очередь на себя. Ведь дар-то у меня есть. Вон как вчера приложила Альта. Подстегиваемая недовольными взглядами куратора и ее едкими комментариями, я представила, как по моим венам течет сила, как она собирается на кончиках пальцев.
Не открывая глаз, я почувствовала, что начало колоть подушечки, а затем и фаланги, кисти. Из меня лилась сила, и я стала выводить затейливый узор, рисуя его сперва в воображении, а затем в воздухе.
Наверное, такое чувство испытывал Микеланджело, творя из мрамора Давида. Вот только по итогам моего маготворчества в воздухе зависло отнюдь не произведение искусства. Корявенький щит, дырявый, как решето. «Зато он хотя бы получился», — подбодрила я себя, глядя на зеленоватую кляксу.
Звук набата оповестил об окончании лекции. Отвлеклась, и мой щит лопнул мыльным пузырем. Благо не у меня одной он оказался таким хлипким, а если точнее, то почти у всех щиты напоминали кукурузу, которую засунули в горячую духовку.
Второй парой у нас в расписании стоял таинственный «уход». Куратор, пришедшая после перерыва, заявила, что сейчас мы отправляемся в город. Как чуть позже выяснилось — в приют, что находился недалеко от академии.
Богадельня располагалась в старом здании и могла похвастаться узкими, как лазейка в законе, коридорами. Ее стены оглашал смех вперемешку с плачем. Когда мы дошли до одной из дверей, рев заметно усилился. Куратор толкнула створки, впуская сбившихся в кучку курсисток. Нам предстала комната, в которой было не меньше двух дюжин люлек. И в каждой — младенец.
— Вот, — куратор широким жестом показала на колыбельки. — Сегодня вы выберете себе подопечного, о котором будете заботиться на протяжении всего обучения.
Курсистки сначала несмело, а потом уже деловито разбрелись между своими «учебными пособиями». Ну да, живой материал, как выразилась потом куратор, гораздо лучше любых фантомов. А то, что неопытная нянька могла и навредить по незнанию… так на то они и приютские.
Я же, бредя мимо колыбелей, вглядывалась в личики. У кого-то гноились глазки, кто-то разевал беззубый рот, ища пустышку или рожок, другие в протестующем жесте задирали ножки, норовя выбраться из пеленок.
Мое внимание привлек малыш, а вернее, малышка. Очаровательная, с пухлыми щечками, она отчаянно вертела головкой. «Бьянка», — прочла я на карточке, что была вложена в карман на ее люльке. А когда случайно встретилась с крохой взглядом, то поняла — никакую другую не возьму.
— Рейнара Эрлис, вы уже определились? — вернул меня к реальности голос куратора.
— Да, вот она. — Я указала на люльку.
— А вы уверены, что справитесь с вампиром?
Вопрос куратора меня отрезвил.
Я глянула на кроху. Она улыбалась мне, радостно пуская пузыри. Малышка была ничуть не похожа на ту трупную отмороженную селедку, с которой у меня ассоциировались вампиры. Нет, это розовощекое создание вызывало исключительно умильные и тискательные чувства.